Многие люди сознательно или бессознательно боятся потерять контроль со стороны Эго и капитулировать перед собственным телом, перед собой, перед жизнью. У этого страха существует два аспекта: одним является страх перед душевной болезнью, другим — страх смерти.
Страх перед психическим заболеванием берет свое начало в лежащем ниже порога восприятия подсознательном постижении того факта, что чрезмерные чувства могут подавить и сокрушить Эго, результатом чего явится настоящее, неподдельное сумасшествие. Указанное осознание связано с тем, что этому индивиду довелось испытать в детстве, когда он был доведен почти до безумия исходящими от родителей враждебностью, домогательствами, путаницей и двойственными посылами, которым бывает подвержено столь значительное число детей.
Страх смерти также связан с весьма ранними переживаниями, при которых ребенок ощущает, что стоит перед лицом смерти, что он вполне может умереть. Подобное испытание оказывается настолько шокирующим для незрелого детского организма, что он в ужасе оцепеневает. Смерть не наступает, ребенок приходит в себя и возвращается к обычным делам, но подсознательную память невозможно стереть, хотя в интересах выживания пугающие воспоминания оказываются выдавленными из сознания. Такого рода телесная память сохраняется в форме напряжений, тревоги и страха в тканях и органах тела, особенно в мышечной системе человека, в его мускулатуре.
Рассматривая тело человека, можно оценить масштабы владеющего им страха. Если тело сильно закрепощено и весьма ригидно, то такого человека можно описать как «напуганного до несгибаемости». Это выражение не просто метафора, а совершенно буквальная констатация состояния тела. Если закрепощенность или напряжения в теле сочетаются с отсутствием в нем витальности, жизненной силы, то можно сказать, что данный человек «напуган до смерти». Человек может быть напуган «до потери сознания», что представляет собой шизофреническое состояние. У других индивидов напряжение носит наиболее очевидный характер в области грудной клетки, которая чрезмерно выпячена, указывая на скрывающееся за этим паническое состояние.
Большинство людей не ощущают, до какой степени они напуганы, пока им не начинает угрожать утрата любви или потеря безопасности. Однако чуть ниже поверхности страх всегда присутствует и находится наготове, воспрещая таким индивидам капитуляцию перед жизнью и перед собственным телом. Все они — борцы за выживание, шагающие по жизни узенькой тропинкой между чрезмерно большим количеством чувств, которое сопряжено у них со страхом перед душевной болезнью, и слишком малым количеством чувств, связанным со страхом смерти.
Страх смерти чаще всего проявляется как глубокое бессознательное сопротивление глубокому дыханию и капитуляции перед собственным телом.
Часто страх смерти появляется ещё в младенчестве. Преждевременное лишение контакта с материнской грудью может означать для младенца лишение контакта со всем его миром и младенец воспринимает это как угрозу своего существования в этом мире. Далеко не каждый малыш, которого отнимают от груди, претерпевает настолько серьезную реакцию, что это может угрожать его жизни, но процедура отлучения от груди и перехода к соске может оказаться для младенца весьма травмирующей, как это хорошо известно многим матерям, кормившим детей собственным молоком. Многое в этих случаях зависит от степени чувствительности родителей к дискомфорту, испытываемому ребенком.
Многие в детстве боятся смерти, боятся, что могут умереть. Эти страхи обычно усиливаются по ночам, когда они остаются в одиночестве в своей комнате или кроватке. Некоторые и в отрочестве опасаются засыпать, дрожа от страха, что могут умереть во сне. Бодрствующее сознание бывает для них защитой и гарантией, что они ни в коем случае не умрут.
По какой же причине едва ли не каждый ребенок питает аналогичные мысли? Откуда они берутся? Пережили ли вы когда-либо болезнь или состояние, которое несло бы прямую угрозу для жизни?
Дети, особенно малыши и грудные младенцы, нуждаются в безусловной, безоговорочной любви, если мы хотим, чтобы из них выросли здоровые взрослые люди. В яслях или иных детских учреждениях у малышей, которых хорошо кормят и содержат в чистоте, но не берут на руки и не играют с ними, может развиться сильнейшая анаклитическая (связанный с выбором объекта привязанности на основе сходства с лицами, выполнявшими в раннем детстве защитные или родительские функции) депрессия, и они могут умереть. Приятный, доставляющий удовольствие физический контакт возбуждает тельце ребенка, стимулируя все его функции, особенно дыхание. Без подобного контакта базисная клеточная и протоплазменная деятельность в виде расширения и сжатия, которая характерна для дыхания, постепенно угнетается, что может привести к смерти. У младенца имеется такой постоянный контакт с матерью во время его пребывания в утробе, и если после рождения он не возобновляется, то только что явившийся на свет малыш впадает в шок.
Мы далеко не в полной мере оцениваем, насколько каждый ребенок зависит от любовного единения с личностью матери. Любой разрыв связи с ней или даже угроза подобного разрыва влечет за собой шок для юного организма. Шок оказывает на все основные телесные функции парализующее воздействие, и это может иметь роковые последствия, если шоковое состояние окажется глубоким и затянувшимся. Впрочем, всякий шок представляет собой угрозу для жизненного процесса. Резкий и внезапный громкий звук может привести к тому, что малыш мгновенно впадет в шок. Его тело как бы закоченеет, и он перестанет дышать. Указанная шоковая реакция, иногда называемая рефлексом сильного испуга, наблюдается уже почти сразу же после рождения («ларингоспазм»). Как только шок проходит, малыш начинает плакать, что приводит к восстановлению дыхания. Разумеется, по мере того как младенец растет, его организм становится сильнее и его уже далеко не так легко ввергнуть в шоковое состояние одним лишь громким звуком. Однако даже взрослых людей можно сильно испугать неожиданным оглушительным ревом, после которого они на мгновение впадают в состояние шока.
Всякий раз, когда один из родителей громогласно кричит на маленького ребенка или попросту орет на него во все горло, это обязательно оказывает на тело малыша сильный отрицательный эффект. Можно даже точно сказать, когда именно ребенок в таком случае страдает от наступившего шока, поскольку в этой ситуации сперва его тело окаменевает, а затем он разражается рыданиями. Если на ребенка кричат достаточно часто, он вообще перестанет реагировать, поскольку успевает обучиться адаптации к данной разновидности стресса. Малыш добивается надлежащей нечувствительности, поддерживая в теле состояние закрепощенности или напряжения. Его теперь невозможно шокировать сильнее, поскольку он и так пребывает в состоянии перманентного шока, которое мы можем довольно легко распознать, потому что его дыхание перестает быть свободным и легким. В данном случае шок наступает не просто из-за пронзительного крика, а из-за угрозы, которую он несет для любовного единения ребенка с матерью.
Точно такие же последствия может иметь ее гневный или враждебный взгляд, холодная манера обращения или заявление типа «мамочка тебя больше не любит». Физически наказывая ребенка шлепками, ударами или подзатыльниками, мы травмируем и шокируем его организм, поскольку эго малыша еще не развилось до такой степени, когда он в состоянии понять, что телесное наказание со стороны одного из родителей еще не означает окончательной гибели любви. Ребенок в результате реагирует на подобное родительское действие так, как если бы оно несло в себе угрозу для его жизни.
Количество шоковых потрясений, которые приходится испытывать в условиях нашей культуры среднему ребенку, велико, и в отдельных случаях дети ломаются под воздействием деструктивного отношения со стороны своих собственных родителей.
Некоторые родители прямо-таки переполнены ненавистью к собственному чаду, однако большинство попеременно переходят от любви к враждебности и обратно. За вспышкой гнева почти наверняка последует какое-либо изъявление любви, которое заново убеждает ребенка в добром к нему отношении и восстанавливает в нем надежду, что его любовному союзу с родителем ничто не угрожает. По мере того как такому ребенку удается выжить и подрасти, он будет делать все необходимое для того, чтобы сохранить указанный союз или, точнее, связь с родителем, даже если для этого потребуется отказаться от собственного Я. Однако связь, основывающаяся на подчинении, никогда не является надежной, поскольку ребенок будет пытаться взбунтоваться, а родитель будет держать наготове угрозу разрыва. Никакой родитель не доверяет безропотно подчиняющемуся ребенку полностью, поскольку и мать, и отец знают, что за кулисами подчинения прячется ненависть. Да и ребенок ведает в недрах своего естества, что его ненавидят. С точки зрения ребенка, выживание требует отрицания подобной реальности — отрицания факта наличия угрозы для его жизни, страха смерти и собственного чувства уязвимости. Выживание требует также от ребенка предпринимать всяческие усилия для поддержания жизненно необходимой ему связи с родителем. Все это превращается в большую битву, которую данный индивид — будь то ребенок или уже взрослый человек — обречен вести на протяжении всей своей жизни, поскольку подобная модель поведения теперь становится структурно встроенной в его личность и в его тело, превращаясь тем самым в привычную жизненную установку.
В такой ситуации единственным, что мы действительно видим структурно встроенным в тело, является состояние шока, которое проявляется в воспрещении полноценного дыхания. Снаружи данный индивид вовсе не кажется находящимся в шоке. Для большинства наблюдателей он будет выглядеть функционирующим вполне нормально. Его дыхание кажется регулярным и осуществляемым без затруднений. Однако все это обстоит так лишь потому, что и его дыхание, и сама жизнь носят весьма неглубокий, поверхностный характер. Состояние шока наличествует на более глубинном уровне, выражаясь в задавленном бессознательном, в утрате страстности, в страхе перед капитуляцией, а также в напряженности и закрепощенности тела.
Капитуляция перед собственным телом означает на самом деле не более чем позволение телу дышать полностью и свободно. Страх перед капитуляцией связан с задержкой дыхания. Человек может заблокировать свободный дыхательный процесс, ограничивая либо вдыхание, либо выдыхание; в первом случае он препятствует проникновению воздуха в легкие, во втором — не дает ему полностью выйти оттуда. При этом в обеих ситуациях ограничивается количество кислорода, поглощаемого и потребляемого организмом, что ведет к ослаблению метаболизма, снижению энергетики тела и увяданию чувств.
Стремление ограничивать вдыхание порой обнаруживается у шизофренических или шизоидных личностей, где оно сочетается с основополагающим чувством ужаса, последствием которого является паралич любой деятельности организма.
В противоположность этому невротические личности испытывают затруднения с тем, чтобы дать воздуху возможность полностью выйти. Страх, которым блокируется полное выдыхание, — это в данном случае паника, отличающаяся от ужаса тем, что человек, впавший в паническое состояние, стремится побыстрее убежать от грозящей опасности, в то время как в случае ужаса он застывает на месте, словно глыба льда.
В двух отмеченных вариантах страха оценка опасности сугубо различна. При ужасе опасность воспринимается как подавляющая и неотразимая угроза самому существованию индивида, а вот при панике опасность видится лишь как потенциальная, вероятная угроза существованию.
У маленького ребенка паника чаще всего является результатом потери связи с матерью или отцом. Таким образом, малыш или ребенок постарше, оказавшийся разлученным с матерью толпой прохожих или оставленный ею на попечение постороннего человека, станет паниковать, пронзительно визжать или громко плакать в попытке восстановить прежний «образ жизни», который составляет для него фундамент безопасности. Когда связь с матерью восстановится, ребенок станет стараться сохранить ощущение того, что его жизнь безопасна и прекрасна. Он будет также пытаться сохранить доставшийся ему воздух, иными словами, будет держать свою грудь раздутой. Такая поза, которая допускает лишь мелкое, поверхностное дыхание, подавляет ощущение паники, давая ребенку ложное ощущение безопасности, — оно берет свое начало в способности сохранить, задержать, удержаться.
При невротической структуре характера имеющийся страх подавляется, и индивид, вообще говоря, не осознает подлинной степени своего страха. Для шизоидной структуры характера попытка подавления страха менее эффективна по причине слабости эго, и такой человек зачастую осознает собственный страх. Однако у обоих типов характера испытываемый страх манифестируется в теле — в шизоидном теле он проявляется стиснутой, сдавленной грудью, а в невротическом, напротив, раздутой, как бы разбухшей грудной клеткой. При этом в первом случае грудная клетка является мягкой, в то время как во втором — жесткой.
Указанные различия важны для понимания тех страхов, которые препятствуют капитуляции перед собственным телом. Ужас налагает запрет на любое агрессивное действие, а поскольку дыхание представляет собой агрессивный акт, в котором организм всасывает в себя воздух, то степень интенсивности указанного акта всасывания воздуха является хорошим мерилом способности данного организма к агрессивным проявлениям, иными словами, к достижению того, в чем он нуждается или чего он хочет. С другой стороны, выдох является пассивным актом, сдачей позиций, расслаблением тех мышечных сокращений, которые обеспечили расширение грудной клетки. Из-за страха сдаться невротик во взрослой жизни держится за чужих людей точно так же, как в детстве он держался за мать.
Все маленькие дети чисто физически держатся за своих матерей — за мамино тело или мамину юбку, — поскольку мама является для них основой безопасности. По мере того как они становятся старше и сильнее, в них начинает доминировать стремление обрести независимость и стоять на собственных ногах. Ощущение безопасности, воплощением которого прежде служила мать, заменяется ощущением безопасности, локализованным в собственном Я и в собственном теле. Однако ощущение безопасности, лежащее в собственном Я, развивается лишь до той степени, до которой маленький ребенок чувствовал себя в безопасности, пребывая в единении и союзе с матерью. Всякий раз, когда связь с матерью оказывается под угрозой, тело ребенка сжимается, а дыхание затрудняется. В результате ощущение нужды в матери становится еще более сильным, а зависимость от нее возрастает.
Паника может возникнуть и развиться каждый раз, когда жизнь индивида подвергается угрозе. При панике происходит потеря контроля над собственными действиями и поступками, как это наглядно наблюдается в случае человека, мчащегося в дикой горячке, чтобы улизнуть от грозящей опасности, и дышащего при этом быстро, судорожно и поверхностно. Отдельные люди, столкнувшись с угрозой для жизни, паникуют в большей степени, чем средний человек, в то время как немногочисленные индивиды с сильным ощущением внутренней безопасности могут в подобных ситуациях сохранить контроль со стороны эго и не впадать в панику. С другой стороны, имеются и такие лица, которые сильно паникуют в ситуациях, никак не угрожающих их жизни, например во время пересечения реки на автомобиле, движущемся по высокому мосту, или в момент, когда они в одиночку окажутся в окружении толпы.
Паническое расстройство представляет собой общепризнанное и достаточно распространенное невротическое состояние; под него подпадают, к примеру, лица, которые не в состоянии сами, без сопровождающего выйти из своего жилища, не испытывая при этом интенсивной паники.
Если мы хотим разобраться, почему какой-то человек начинает паниковать, оказавшись один вдалеке от дома или даже просто вне него, мы должны исходить из того, что указанное чувство возникает при попадании в опасную для жизни ситуацию. Поскольку возникновение панического чувства при выходе из дома на улицу ситуационно никак не обосновано и оно является иррациональным, нам приходится предположить, что текущие обстоятельства пробуждают телесное воспоминание о моменте, когда данное лицо, будучи ребенком, как раз находилось в сходной обстановке, сулившей тогда угрозу для жизни.
Вероятно, наиболее распространенной и типичной ситуацией такого рода является отрицательная материнская реакция на плач ребенка. Когда ребенок плачет, он взывает к своей матери, в которой сильно нуждается. Отсутствие реакции с ее стороны, какими бы резонами ни руководствовалась в этот момент мать, воспринимается ребенком как утрата матери, что, конечно же, угрожает его жизни. Побуждаемый и отчаянием, и неудовлетворенной потребностью, он станет плакать все сильнее и сильнее, все громче и громче, все дольше и дольше. Такой плач приводит к сильному расходу энергии, имеющейся у ребенка, в результате чего он может неожиданно оказаться в состоянии паники, утратить способность непринужденно дышать и начать судорожно хватать воздух. Чтобы спасти жизнь «хозяина», тело отсекает плач, задерживая дыхание с целью обретения контроля над ситуацией. После того как это проделано, чувство надвигающейся смерти временно отступает. Ребенок, будучи окончательно опустошенным, проваливается в сон, а со временем сознательное воспоминание об этом пережитом эпизоде будет подавлено, хотя тело ничего не забывает.
Единичный эпизод, конечно, не приводит к неврозу. К сожалению, сложившиеся обстоятельства таковы, что в нашей культуре многие дети страдают далеко не только в связи с отсутствием полноценного питания, а также обеспечения и поддержки, которые позволили бы им вырасти независимыми и зрелыми взрослыми; помимо этого, они еще испытывают угрожающее воздействие со стороны родителей, наказывающих своих чад за совершенно невинные проступки. Большинство сегодняшних родителей сами выросли в домах, где со стороны по меньшей мере одного, а то и обоих родителей имело место насильственное поведение. Не обладая собственной внутренней безопасностью и стабильностью, многие родители вымещают свои разочарование и гнев на детях, которые в результате живут в состоянии постоянно действующей угрозы потерять родительскую любовь, равно как и в состоянии неизменного страха. Указанный страх проявляется в многочисленных эмоциональных или физических расстройствах, от которых страдают современные дети. Ничего удивительного, если единственное, что им оказывается известным, — это борьба за выживание.
Хотя беседы и рассуждения по поводу страха смерти и необходимы для оказания человеку помощи в понимании его проблемы, сами по себе они недостаточны для ликвидации страха. Говорить ребёнку, что ему не надо бояться темноты, потому что там, в тёмном месте, никого нет, не всегда помогает, поскольку, хотя во мраке комнаты действительно нет никакого внушающего страх существа, оно всё-таки имеется — во мраке бессознательного у ребёнка. Проникнуть в собственное бессознательное — значит опустить все испытываемые чувства глубоко в живот с помощью глубокого дыхания. По мере продвижения дыхательной волны при выдыхании вниз, по направлению к тазу, человек в состоянии ощутить чувства, заблокированные в этой области. Можно почувствовать, что тебя не любили и что ты мог умереть, однако, испытывая от такого осознания печаль, человек может одновременно понять, что на самом деле он всё-таки не умер. Для взрослого человека быть нелюбимым отнюдь не означает смертного приговора. Он может любить себя и капитулировать перед собственным Я. Зрелая пятидесятилетняя матрона, мать семерых детей, сказавшая: «Если никто не будет любить меня, то я умру», — являет собой пример личности, которая боится жить в такой же степени, как и боится умереть.
У людей всегда возникает чувство паники, если волна сильного выдыхательного движения не в состоянии свободно пройти через диафрагму в брюшную полость. Она блокируется по причине сокращения диафрагмальной мышцы, что может оказаться болезненным и вызывать ощущение тошноты. Тошнота и ощущение, что тебя вот-вот вырвет, развиваются при столкновении дыхательной волны с напряжением в диафрагме, или, иначе говоря, грудобрюшной преграде, которое действует подобно каменному волнолому, заставляющему набегающую волну отскочить и двинуться в противоположном направлении — в данном случае вверх. Если указанная волна проникает через диафрагму в брюшную полость, она попадает в психологическую преисподнюю, в мир тьмы. В мифологии диафрагма, которая по форме напоминает купол, часто видится представляющей поверхность земли. Но ведь всякая жизнь, прежде чем появиться на свет, берёт своё начало во тьме земли или матки. Мы боимся темноты, поскольку ассоциируем её со смертью, с вечной темнотой, царящей в матке и в преисподней. Одновременно это ещё и мрак ночи — того времени, когда сознание умирает и мы отправляемся спать, чтобы на следующее утро заново родиться свежими и бодрыми. Отказ от сознания, присущего эго, пугает многих людей, которые испытывают трудности, если нужно окунуться в сон или в любовь. Те индивиды, кто в своём бессознательном не напуган до смерти, могут опуститься в психологическую преисподнюю брюшной полости и найти там радость и экстаз, которые сулит человеку его сексуальность. Если ты хочешь найти радость, то нужно найти в себе мужество, причем немалое, и бросить вызов херувиму с пламенным мечом обращающимся, который охраняет вход в сад Эдема — наш земной рай.
Огненные буквы
Пусть на моем надгробии напишут: "Здесь тот покоится, чье имя было начертано водою". Джон Ките
Неужели вот так и промчатся эти ночи, неужели взаправду исчезнут они под пятою Времени? Неужели века поглотят нас, не оставив ничего, кроме имени, которое они начертают на своих страницах водою вместо чернил?
Неужели померкнет свет, бесследно исчезнет любовь, иссякнут желания? Неужели смерть разрушит все нами построенное, ветер развеет все нами сказанное и тень скроет все нами содеянное?
Неужели такова жизнь? Разве жизнь – это ушедшее прошлое, чьи следы стерлись, настоящее, что мчится вслед прошлому, и будущее, обретающее смысл, лишь когда оно минует и станет настоящим или прошлым? Разве истают все радости наших сердец и печали наших душ, и мы так и не узнаем, какой они принесут плод? Неужели и впрямь человек подобен пене морской, что какой-то миг держится на глади вод и исчезает от первого дуновения налетевшего ветра?
Нет, клянусь, подлинная сущность жизни есть жизнь. Жизнь, которая не в материнском лоне началась и не в могиле найдет свой конец. Отпущенные нам годы – лишь краткий миг безначальной и бесконечной жизни. И людской век, со всем, что в нем есть, – сон, сменяющийся пробуждением, которое мы зовем беспощадной смертью. Сон. Но все, что мы видим и творим в этом сне, не преходяще вовеки.
Эфир несет в себе каждую улыбку и вздох, вырвавшийся из наших сердец, и хранит звук каждого поцелуя, рожденного любовью. Ангелы ведут счет каждой слезе, исторгнутой печалью из наших глаз, и доносят до слуха душ, парящих в просторах бесконечности, каждую песнь, что радость слагает из наших чувств.
Там, в ожидающем нас мире, нашим глазам предстанут кипение наших страстей и биение наших сердец. Там мы до конца постигнем всю глубину нашей божественности, которой сейчас, гонимые отчаянием, так гнушаемся. Наши блуждания, которые сегодня мы зовем слабостью, послужат завтра тем недостающим звеном, без коего цепь жизни человеческой была бы незавершенной. Труды, за которые сейчас мы не имеем награды, оживут с нами и докажут наше величие. А пережитые страдания станут венцом нашей славы. И если бы Ките, этот звонкоголосый соловей, знал, что его песни будут вселять в людские сердца дух любви к красоте, он бы завещал: «Пусть на моем надгробии напишут: здесь тот покоится, чье имя было начертано огнем на небесах».
